REVISTACIENTIFICAMULTIDISCIPLINARNUCLEODOCONHECIMENTO

Revista Científica Multidisciplinar

Pesquisar nos:
Filter by Categorias
Sem categoria
Агрономия
Администрация
Архитектура
Аэронавтические науки
Биология
Богословие
Бухгалтерский учет
Ветеринар
Военно-морская администрация
География
Гражданское строительство
животноводство
Закон
Здравоохранение
Искусство
история
Компьютерная инженерия
Компьютерные науки
Кухни
лечение зубов
Литература
Маркетинг
Математика
Машиностроение
Наука о религии
Образование
Окружающая среда
Педагогика
Питание
Погода
Психология
Связь
Сельскохозяйственная техника
Социальных наук
Социология
Тексты песен
Технология
Технология производства
Технология производства
Туризм
Физика
Физического воспитания
Философия
химическое машиностроение
Химия
Экологическая инженерия
электротехника
Этика
Pesquisar por:
Selecionar todos
Autores
Palavras-Chave
Comentários
Anexos / Arquivos

Сквозь сцены: порнография и насилие над женщинами

RC: 111411
12.955
5/5 - (2 голоса)
DOI: ESTE ARTIGO AINDA NÃO POSSUI DOI
SOLICITAR AGORA!

CONTEÚDO

ОБЗОРНАЯ СТАТЬЯ

SCORSATTO, Andressa dos Santos [1], LANGARO, Flávia Nedeff [2]

SCORSATTO, Andressa dos Santos. LANGARO, Flávia Nedeff. Сквозь сцены: порнография и насилие над женщинами. Revista Científica Multidisciplinar Núcleo do Conhecimento. Год. 07, Изд. 01, Том. 04, стр. 48-88. Январь 2022 г. ISSN: 2448-0959, ссылка для доступа: https://www.nucleodoconhecimento.com.br/психология/порнография-и-насилие

СВОДКА

Порнография, несомненно, стала частью западной культуры, представляя собой нарративы, в которых обсуждается то, как предметы воспринимаются в социальном воображаемом, включая отношения между мужчинами и женщинами. Учитывая, что такие отношения характеризуются мужским доминированием, которое часто делает насилие в отношении женщин естественным, настоящее исследование началось со следующего наводящего вопроса: как мейнстрим порнография отражает насилие в отношении женщин и каковы его психологические последствия в этой группе? Для этого было проведено библиографическое исследование, чтобы переснять определенные исторические и социальные моменты, которые иллюстрируют, как насилие в отношении женщин было узаконено, а также влияние гендерных различий на сохранение властных отношений мужчин над женщинами, связывая полученную информацию с психоанализом. Таким образом, это исследование направлено на то, чтобы понять, как господствующая мейнстрим порнография отражает насилие в отношении женщин и каковы возможные психологические воздействия на женщин в результате этого дискурса. Данные свидетельствуют о том, что порнография изображает насилие в отношении женщин, столь повторяющееся на протяжении всей истории, для того, чтобы способствовать сексуальному возбуждению. Отчасти это связано с тем, что мейнстрим порнография создается с патриархальной точки зрения, обнажая бессознательное культурное восприятие роли женщины. Однако, в дополнение к простому отражению субъективности субъектов, нарратив, созданный порнография, способствует легитимации насилия в отношении женщин, порождая психологические воздействия, связанные с распространением языка ненависти, поскольку он способствует замалчиванию и сохранению этих шестерни. Кроме того, постановки навязывают стереотипы и модели поведения, которые порождают страдания, функционируя как новая форма угнетения женщин.

Ключевые слова: женщины в обществе, насилие над женщинами, порнография.

1. ВВЕДЕНИЕ

В последнее время стало заметно, что дискуссии о роли женщин в обществе, насилии в отношении женщин, объективации женского тела, среди других тем, касающихся динамики отношений между мужчинами и женщинами, выросли и закрепили все более актуальную повестку дня. Реальность такова, что отношения доминирования мужчин над женщинами показывают прискорбные результаты, о чем свидетельствует статья CNN (2021 г.), в которой указывается, что по крайней мере 5 женщин были убиты или стали жертвами насилия в день в 2020 г., суммируя записи Сан-Паулу, Рио-де-Жанейро, Баия, Сеара и Пернамбуку. Хотя насилие, с которым сталкиваются женщины, очевидно во многих сферах, некоторые из них очень незаметны, но потенциально опасны.

Корни насилия в отношении женщин уходят в далекое прошлое, основанное на женоненавистническом и патриархальном обществе, со всеми последствиями, которые могут содержать эти квалификации. Заметна кристаллизация этих аспектов в коллективном воображении, проявляющаяся в воспроизведении способа мышления и действия перед лицом женщины, пересекающего бессознательное субъектов, как деструктивное наследство. Формы насилия, вытекающие из этих представлений, сегодня могут быть более или менее завуалированы и замаскированы, но они продолжают существовать, в том числе и в порнография. Таким образом, дискуссия о порнография является частью этого контекста, оказавшегося чрезвычайно сложным, поскольку помимо того, что содержание оказывает различное воздействие на субъектов, она бесспорно стала частью западной культуры. Учитывая вышеизложенное, возникает вопрос: как мейнстримная порнография способна отражать насилие в отношении женщин и каково ее психологическое воздействие на эти темы? Стремление понять, как распространенная мейнстримная порнография отражает насилие в отношении женщин и каково возможное психологическое воздействие на женщин в результате этого дискурса.

Хотя порнография может воздействовать на представителей обоих полов, поскольку она создает стандарты и стереотипы, которым необходимо следовать, Ribeiro (2016) заявляет, что это гораздо больше влияет на женщин, поскольку натурализоваться насилие и воспроизводит женоненавистничество. Таким образом, настоящее исследование было направлено на то, чтобы понять, как распространенная мейнстримная порнография отражает насилие в отношении женщин и каково возможное психологическое воздействие на женщин в результате этого насилия. Поэтому был проведен библиографический обзор, целью которого было объяснить исторические и социальные явления, лежащие в основе этого сценария насилия, а также понять, как насилие в отношении женщин становится легитимным — передаваясь из поколения в поколение — и как различия между полами могут способствовать поддержание властных отношений, артикулируя собранные данные с психоаналитическим знанием.

2. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ОСНОВА

2.1 ИСТОРИЯ ЖЕНЩИН В ОБЩЕСТВЕ

Стремясь углубить понимание явлений, пронизывающих насилие в отношении женщин, необходимо проанализировать не только текущие и индивидуальные контексты, связанные с этой проблемой, но и исторические и социальные факты, поддерживающие эти явления сегодня. История является основой для понимания факторов, на изучение которых направлено настоящее исследование, учитывая, что социальные и психологические причины, определяющие сценарий насилия в отношении женщин, являются следствием исторических обстоятельств, присутствующих в социальном сценарии. Как указывает фрейдистский анализ: «В душевной жизни индивида другой, как правило, рассматривается как образец, как объект и как противник, и поэтому индивидуальная психология есть также, на первых порах, одновременно и социальная психология. […]» (FREUD, 1921, стр. 137). Поэтому, даже если можно излишне заниматься содержанием, полным сложностей, необходимо спасти, хотя бы вкратце, некоторые вырезки, относящиеся к истории женщин в настоящей работе.

Если сегодня материнская забота необходима для выживания человека, то в периоды, предшествовавшие созданию институтов в цивилизованном обществе, роль матери представляла собой силу жизни и смерти. По словам Лернер (1986), важно, чтобы женщины посвятили свою жизнь рождению детей и их воспитанию, стремясь к выживанию группы, что отвечало всеобщим интересам. Следовательно, первое половое разделение труда, возможно, произошло из-за биологических различий между полами, при которых женщины выбирали занятия, совместимые с материнской ролью. Однако эти данные не означают, что более позднее половое разделение труда, основанное на материнстве, возникло по биологическим/природным причинам. В самом деле, «[…] мужское доминирование — это исторический феномен, потому что оно возникло из биологически детерминированного факта и стало структурой, созданной и укрепленной в культурных терминах с течением времени» (LERNER, 1986, стр. 71). Иными словами, неизбежные биологические различия между мужчинами и женщинами послужили бы предлогом для разграничения возникших позднее несоответствий.

Бовуар (1949) объясняет, что, когда человеческий род оседает на земле и становится фермером, женщина приобретает большое значение, что можно объяснить той ценностью, которую приобретает ребенок в контексте рабочих, которые эксплуатируют землю — присваивая земли в форме коллективной собственности предполагает потребность в потомстве, и в этом сценарии материнство становится сакральной функцией. В отличие от кочевых племен, оказавшихся в ловушке момента, земледельческие общины почитали тотемных предков и интересовались их потомками, признавая их детей своими. Многие народы даже не знали и не придавали значения отцу при зачатии, тогда как мать была бесспорно необходима. Именно в женщине размножался род и, следовательно, часто именно к роду матери принадлежали дети, через них передавалось имущество и, мистическим образом, земля принадлежала женщинам. «Природа во всей своей полноте представляет себя […] как мать; земля — это женщина, а в женщине живут те же темные силы, что и на земле» (BEAUVOIR, 1949, стр. 103).

Представление о том, что женская неполноценность и мужское господство естественны, может быть оправдано частью испытуемых, которые верят, что благодаря божественным факторам женщинам была приписана иная и более низкая биологическая функция и что по этой причине они обязательно приписаны им. y должны быть поставлены различные социальные задачи. В 19 веке, когда значение религиозного объяснения было сведено к минимуму, наука стремилась объяснить неполноценность женщин, понимая, что их биологическая конституция не соответствует определенным видам деятельности. Господствующая мысль охотника за мужчинами, который должен защищать уязвимую женщину, предназначенную для материнства, в наши дни противоречива, поскольку, принимая культурные изменения и прогресс, освободившие мужчин от природы, он обрекает женщин на то, чтобы они оставались ограниченными своей биологией (LERNER, 1986).

В дополнение к неприменимой сегодня мысли о мужчине-охотнике, которому необходимо защищать женщин и детей своей группы, сегодня есть свидетельства того, что в большинстве обществ охотников-собирателей охота на крупных животных была второстепенной, а основной пищей возникло в результате деятельности детей и женщин (LERNER, 1986). Хотя у мужчин и женщин были разные роли, они считались взаимодополняющими и одинаково необходимыми. Таким образом, миф об охотнике на мужчин направлен на поддержание мужского превосходства (BOULDING, 1983; apud LERNER, 1986).

Развитие сельского хозяйства в период неолита стимулировало явление обмена женщинами между племенами, при котором женщин обменивали или покупали, как средство предотвращения конфликтов и производства большего количества детей, будущих рабочих. Таким образом, их сексуальность и репродуктивная способность превратились в «вещи». Однако они все еще сохраняли некоторую власть и свободу, хотя и в меньшей степени, чем мужчины, как сегодня. Однако, «[…] поскольку их сексуальность, часть их тела, контролировалась другими, женщины были не только в невыгодном положении, но и весьма определенным образом ограничивались в психологическом плане» (LERNER, 1986, стр. 263). Более того, в межплеменных конфликтах женщины первыми попадали в рабство, их сексуальность использовалась как рабочая сила, а их дети — как собственность. Позже, в Месопотамия, бедные женщины были проданы своими семьями для проституции или замужества. В Древней Месопотамия, а также в классической античности и в рабовладельческих обществах также приобретались дети женщин (LERNER, 1986).

«Таким образом, торжество патриархата не было ни случайностью, ни результатом насильственной революции» (BEAUVOIR, 1949, стр. 112), но, скорее, это был процесс, начавшийся вместе с человечеством, с «привилегии» биологической, которая была никогда не отрекался. Впоследствии мужчина продолжал не признавать женщину себе подобной, не понимать ее как такую ​​же работницу, как и он. Став собственником земли, мужчина стал также собственником своей жены и детей, так как наследники были ему нужны для продления собственной жизни. С созданием частной собственности строится понятие наследника, чтобы знать, кто получит землю (BEAUVOIR, 1949).

Положение женщин кристаллизовалось понятием частной собственности. Мужчины, осознавая свою роль в зачатии ребенка, осознают необходимость того, чтобы отношения стали моногамными, чтобы можно было узнать, кто будет их наследником (PEDRO; GUEDES, 2010). Таким образом, общество начинает называть себя патриархатом: «В этом патриархальном обществе, основанном на частной собственности, семье и мужском превосходстве, в дополнение к женской природе, делающей возможным воспроизводство, женщины превращаются в элементы эксплуатации и угнетения» (GRISCI, 1994 apud PEDRO; GUEDES, 2010). Половой орган будет определять социальные функции членов общества. Таким образом, атрибуты, приписываемые мужчинам или женщинам, следует рассматривать не как естественные или биологические, а как сконструированные. Следовательно, если патриархат возник в какой-то исторический момент, его нельзя считать естественным, даже если культура предлагает натурализовать его. Семья выделяется в поддержании этого порядка, который не только учит детей следовать ему, но и укрепляет его ценности и правила (LERNER, 1986).

Если раньше существовало угнетение женщин, но не было институтов, узаконивших неравенство, то с установлением патриархата этот сценарий был изменен, учитывая, что мужчины вообще начали составлять кодексы, например мифологии (BEAUVOIR, 1949). Мифы о богинях плодородия и Богине-Матери появляются в эпоху неолита. Возможно, поклонение этим божествам проистекало из психологической связи между матерью и детьми. Как упоминалось выше, а также продемонстрировано Фрейду (1930 apud LERNER, 1986), мать/окружающая среда благоприятствует взаимодействию, которое будет отвечать за гуманизацию. Зависимость ребенка экстремально, и мать показана как могущественная фигура, контролирующая судьбу ребенка. Мужчины и женщины, следовательно, обожали ее. Богинь медленно понижали в должности, даже после подчинения женщин во времена патриархата. Однако их последующее свержение с престола одним богом-мужчиной представляло собой символическую девальвацию женщин в западном обществе (LERNER, 1986).

Мифы являются важными источниками для понимания воображения того или иного народа. Holland  (2010 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016), пытаясь проследить момент институционализации женоненавистничества, утверждает, что его происхождение, возможно, соответствует 8 веку до Р. Х., в Восточном Средиземноморье. А именно женоненавистничество, согласно словарю Houaiss et al. (2004 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016, стр. 168), определяется как «ненависть или отвращение к женщинам, отвращение к сексуальным контактам»; согласно онлайн-словарю Michaelis (2020 г.), он состоит из «болезненной антипатии или отвращения к женщинам»; для Cambridge Dictionary Online (2015 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016, p. 168) это будет «[…] вера в то, что мужчины намного лучше женщин». Женоненавистничество может выражаться по-разному, «включая дискриминацию по признаку пола, унижение женщин, насилие и сексуальную объективацию женщин» (MOTERANI; CARVALHO, 2016, стр. 168).

Holland (2010 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016) утверждает, что в VIII веке до Р. Х. Греция, которую многие считают колыбелью западной цивилизации, создала миф о Пандоре — первой женщине, созданной Зевсом, чтобы отомстить Прометею, персонажу, наделенному красотой и злом. Неся в руках кувшин, дар богов, вместивший в себя все зло и немощи мира, Пандора демонстрирует, что, несмотря на свою красоту, она таила в себе внутреннее зло. Поскольку раса женщин расширилась от Пандоры, женщины несут ее недостаток (SCHOTT, 1996 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016).

Орфизм, греческая религия, поклоняющаяся богу Дионису, также повлияла на восприятие женщин как виновников мировых несчастий (SCHOTT, 1996 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016). Христианство, находящееся под влиянием орфизма, подтверждает женоненавистническое изображение женщины, рассказывая об изгнании мужчины и женщины из рая, когда она поддалась искушению согрешить, в результате чего все человечество потеряло представление о божественном. Таким образом, как грешница и в состоянии неполноценности, женщина стремится искупить себя, подчиняясь и смиряясь с мужчиной. Современный мир по-прежнему пропитан практиками, связанными с этими символами, в которых женщины добиваются прощения, проявляя материнство, заботясь о доме, будучи послушными и покорными, среди прочих обычаев (BICALHO, 2001 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016). «Из амбивалентных добродетелей, которыми она облеклась, в основном сохраняется гнусный аспект: из священной она становится нечистой» (BEAUVOIR, 1949, стр. 116). Ева осуждает людей; Пандора высвобождает зло мира; установлено, что женщина зла, а мужчина добр.

Страх перед женской фигурой вместе с женоненавистничеством, всегда пропагандируемым в христианской культуре, способствовал возникновению в Европе преследования, направленного прежде всего на женщин: охоты на ведьм. Согласно Federici (2004), в контексте, когда коррупция духовенства стала печально известной, в дополнение ко всем проблемам, связанным с феодальными отношениями, возникла народная ересь как попытка противостоять денежной экономике для создания нового общества, осуждая такие аспекты, как как социальные иерархии, накопление богатства и положение женщин. По этому сценарию «[…] было создано одно из самых порочных учреждений, когда-либо известных в истории государственных репрессий: Святая инквизиция» (FEDERICI, 2004, стр. 69). Его целью, также известной как Суд Священной канцелярии, была борьба с любым движением, угрожающим католической доктрине (SILVA, 2018).

Черная смерть, решающая в средневековой борьбе, изменила контекст европейского пролетариата из-за нехватки рабочей силы, возникшей в результате демографического кризиса, и последовавшего за этим переворота в социальной иерархии. Таким образом, с целью подавления рабочих протестов была создана сексуальная политика. Одна из мер заключалась в институционализации проституции в Европе с помощью муниципальных публичных домов, которые финансировались за счет налогов. Церковь даже рассматривала проституцию как законную деятельность для предотвращения сексуальных практик, считающихся еретическими, таких как гомосексуальность, выступающих в качестве «защиты» для семейной жизни. Кроме того, групповые изнасилования стали приемлемыми и обычным явлением, когда группы людей без страха врывались в дома или таскали жертв (FEDERICI, 2004). Последствия для пролетарских женщин, которые были главными жертвами, неизмеримы, поскольку они были вынуждены покинуть свои города или стать проститутками из-за своей испорченной репутации (RUGGIERO, 1985 apud FEDERICI, 2004). К сожалению, последствия оказались еще более разрушительными для женщин в целом:

A legalização do estupro criou um clima intensamente misógino que degradou todas as mulheres, qualquer que fosse sua classe. Também insensibilizou a população frente à violência contra as mulheres, preparando o terreno para a caça às bruxas que começaria nesse mesmo período. Os primeiros julgamentos por bruxaria ocorreram no final do século XIV; pela primeira vez, a Inquisição registrou a existência de uma heresia e de uma seita de adoradores do demônio completamente feminina (FEDERICI, 2004, p. 104).

Все чаще еретик принимал образ женщины, и «[…] более 80% людей, которых судили и казнили в Европе в XVI и XVII веках за колдовство, были женщинами» (FEDERICI, 2004, стр. 323). Охота на ведьм достигла своего пика между 1580 и 1630 годами, когда социальный контекст состоял из народных восстаний, эпидемий и феодальных отношений, уступивших место институтам торгового капитализма. Однако гонения на ведьм возникли не стихийно. До того, как среди людей возникла паника, проводилась идеологическая обработка через власти, которые публично выражали свою обеспокоенность, полагаясь на рекламу и делая тему заметной в дебатах среди интеллектуалов того времени. Охота на ведьм была нападением на женскую сексуальность, на контроль, который они имели над своей репродукцией — посредством абортов и методов контрацепции, которые начали преследоваться и искажаться во время Черной смерти — на их способность исцелять и как способ господства над ними. которые противоречили сложившимся экономическим отношениям. Короче говоря, это был также инструмент патриархата, направленный на то, чтобы подчинить их контролю государства (FEDERICI, 2004).

Согласно Federici (2004), сексуальный садизм и женоненавистничество проявляются в пытках, при которых женщин брили, прокалывали иглами (включая влагалище), насиловали, могли оторвать конечности, раздробить кости, повесить или сжечь. События. Мужчины стали бояться окружающих их женщин, и многие считали себя охотниками на ведьм или пользовались обстоятельствами, чтобы избавиться от нежелательных женщин. Таким образом, женская сексуальная активность стала рассматриваться как нечто демоническое, извращенное по своей природе, которое должно благоприятствовать только мужчинам и продолжению рода. Действительно, «[…] производство «извращенной женщины» было первым шагом в превращении женской сексуальности в работу» (FEDERICI, 2004, стр. 345). Именно в этих условиях на женщинах стали строиться идеалы женственности и домашнего очага. Охоту на ведьм перенесли даже в Америку под предлогом изгнания дьявола из Европы на другие территории (SILVA, 2018), оправдывая колонизацию и работорговлю. Таким образом, представление черноты и женственности как признаков зоофилии способствовало натурализации эксплуатации этих субъектов (FEDERICI, 2004).

При анализе различных форм угнетения женщин выделяется вопрос о системе рабства, определяющей человека как собственность. Принцип рабства придавал разные грани порабощенным женщинам и мужчинам: «[…] мужчин сначала эксплуатировали как рабочих; женщин всегда эксплуатировали как работниц, поставщиков сексуальных и репродуктивных услуг» (LERNER, 1986, стр. 264). Столетия спустя, учитывая институционализацию концепций, связанных с женщинами, история приводит к рабству на американском континенте.

В то время как женственность была в моде в Соединенных Штатах в 19 веке, когда от белых женщин требовалось играть роль любящих матерей и домохозяек, большинство рабынь работали в поле вместе с мужчинами, собирая хлопок, рубя тростник и собирая табак. Идеология женственности, популяризируется через журналы и романы, посвященные женской аудитории, отделяла белых женщин от продуктивного мира, еще больше усиливая предполагаемую женскую неполноценность. С другой стороны, среди рабов эти роли не могли быть воплощены. «Женщины были не слишком «женственны» для работы на угольных шахтах и ​​чугунолитейных заводах, для рубки дров и рытья канав» (DAVIS, 1981, стр. 22). Работа по дому, символ женской неполноценности, помимо того, что не была исключительно женской для сообщества рабов, была единственно значимой. Более того, возвеличивание материнства, ограничивающее большинство женщин домашней обстановкой, не распространялось на рабынь. С точки зрения владельцев, рабыни были не матерями, а служили для воспроизводства (DAVIS, 1981).

Производительность, требуемая от порабощенных мужчин и женщин, была одинаковой, однако в отношении наказаний рабы имели отягчающий фактор в виде различных форм сексуального наказания. В то время как мужчин пороли и калечили, женщин также насиловали. Так,

A postura dos senhores em relação às escravas era regida pela conveniência: quando era lucrativo explorá-las como se fossem homens, eram vistas como desprovidas de gênero; mas, quando podiam ser exploradas, punidas e reprimidas de modos cabíveis apenas às mulheres, elas eram reduzidas exclusivamente à sua condição de fêmeas (DAVIS, 1981, стр. 19).

Изнасилование было способом господства и подавления рабынь, деморализует  их товарищей. Функцию изнасилования можно было наблюдать и во время войны во Вьетнаме, когда оно стало «социально приемлемым»: военное командование США поощряло солдат насиловать вьетнамских женщин — отмеченных за их вклад в освободительную борьбу своего народа, — потому что, в глазах для этих мужчин война была мужским делом. Точно так же, если бы рабы осознали свою силу и сопротивление, сексуальное насилие напомнило бы им об их положении как женщины. Даже с наступлением эмансипации различные злоупотребления, которым женщины обычно подвергались на работе, не прекратились. В качестве отягчающего фактора был создан миф о «безнравственности» чернокожих женщин, которые стали рассматриваться как неразборчивые в связях и звероподобные фигуры, что еще больше усилило соперничество между женщинами (DAVIS, 1981).

Построение женственности было важным аспектом, влияющим на субъективация женщин. Европа в 18-м и 19-м веках построила философские, медицинские и научные дискурсы о природе женщины с целью приспособить их к «[…] набору атрибутов, функций, предикатов и ограничений, называемых женственностью» (KEHL, 1998, стр. 40, курсив автора). Для большинства интеллектуалов того времени женственность была бы свойственна этой части населения в силу особенностей их тел, обрекающих их на семью, домашнее пространство и материнство. Таким образом, женственность производится из мужской позиции, являясь дискурсивной конструкцией, которой общество хочет, чтобы женщины соответствовали. Для проявления женственности требовались некоторые добродетели, такие как «[…] скромность, покорность, пассивная восприимчивость по отношению к желаниям и потребностям мужчин, а позднее и детей» (KEHL, 1998, стр. 40).

Это движение, посвященное созданию идеала, которому женщины должны соответствовать, указывает на то, что в отношениях между женщинами и женственностью произошел социальный беспорядок, дестабилизация — среди нескольких, которые произошли на протяжении всей истории.

A enorme produção teórica entre os séculos XVIII e XIX destinada a fixar a mulher no lugar ao qual a sua verdadeira natureza a destinou nos faz desconfiar da “naturalidade” desse lugar. Recordemos a advertência freudiana de que onde não há desejo não é necessário que exista um tabu; ou, com Lacan, que o discurso insiste justamente onde não se encontra a verdade do sujeito (KEHL, 1998, стр. 49, курсив автора).

Kehl (1998) утверждает, что эта нестабильность началась в 17 веке и стала опасной в конце 18 века, когда революционеры Французской революции начали придавать общественное и политическое значение даже вопросам жизни, которые сегодня представляют частный интерес. В этом контексте, движимые идеями Просвещения, белые женщины вышли на улицы, став главными действующими лицами публичных демонстраций. Позже в Англии и Германии женщины стали оспаривать подчинение браку и материнству. Немногие мужчины, даже среди интеллектуалов и революционеров, смирились с неминуемым отказом женщин от домашней жизни. Согласно Kehl (1998), мышление Просвещения, которое ценит такие аспекты, как верховенство разума и эмансипация личности, косвенно повлияло на первые феминистские идеи в Европе.

Согласно Pedro и Guedes (2010), феминистское движение, зародившееся в 1960-х годах в США и Европе, сыграло важную роль в борьбе женщин за свободу — не только за экономическое и политическое равенство с мужчинами, но и за стремясь отметить, что женщины являются автономными, свободными субъектами. Великим символом движения стало то, что женщины из Women’s Liberation Movement планировали поджечь предметы, олицетворяющие диктатуру красоты, такие как бюстгальтеры и корсеты, вызвав обсуждение гендерных вопросов. Авторы констатируют, что в бразильском обществе феминистское движение имело свои особенности, учитывая патриархат и консерватизм страны. В 1960-х годах женские организации начали собираться на территории Бразилия в поисках места на рынке труда и равенства. После переворота 1964 года женское движение начало подавляться диктатурой, но с большим сопротивлением.

Закон Марии да Пенья, принятый в 2006 году, стал крупным достижением бразильского феминистского движения, которое смогло прояснить различные формы насилия, жертвами которого могут быть женщины, учитывая, что исследование, проведенное в 2001 году Фондом Perseu Abramo, показало, что 43 % женщин уже подвергались насилию (PEDRO; GUEDES, 2010). Согласно веб-сайту государственного министерства Сан-Паулу, Марии да Пенья, вдохновившая название закона, была бразильянкой, жертвой двух покушений со стороны ее мужа, в результате чего она страдала параличом нижних конечностей. Хотя общество в целом претерпело важные преобразования в отношении положения женщин, все еще существуют остатки насильственной культуры, которая натурализует власть мужчин над женщинами, подкрепленные институтами, которые закрепляют общество, — среди них семья, мифы и даже часть науки.

2.2 НАСИЛИЕ В ОТНОШЕНИИ ЖЕНЩИН

Согласно Межамериканской конвенции о предупреждении, наказании и искоренении насилия в отношении женщин (1994 г.), насилием в отношении женщин является «любое действие или поведение по признаку пола, которое причиняет женщинам смерть, физический, сексуальный или психологический вред или страдания». , будь то государственное или частное». В дополнение к этому определению Закон Марии да Пенья (Закон 11.340/2006) в статье 7 определяет:

I – a violência física, entendida como qualquer conduta que ofenda sua integridade ou saúde corporal;

II – a violência psicológica, entendida como qualquer conduta que lhe cause dano emocional e diminuição da autoestima ou que lhe prejudique e perturbe o pleno desenvolvimento ou que vise degradar ou controlar suas ações, comportamentos, crenças e decisões, mediante ameaça, constrangimento, humilhação, manipulação, isolamento, vigilância constante, perseguição contumaz, insulto, chantagem, violação de sua intimidade, ridicularização, exploração e limitação do direito de ir e vir ou qualquer outro meio que lhe cause prejuízo à saúde psicológica e à autodeterminação;

III – a violência sexual, entendida como qualquer conduta que a constranja a presenciar, a manter ou a participar de relação sexual não desejada, mediante intimidação, ameaça, coação ou uso da força; que a induza a comercializar ou a utilizar, de qualquer modo, a sua sexualidade, que a impeça de usar qualquer método contraceptivo ou que a force ao matrimônio, à gravidez, ao aborto ou à prostituição, mediante coação, chantagem, suborno ou manipulação; ou que limite ou anule o exercício de seus direitos sexuais e reprodutivos;

IV – a violência patrimonial, entendida como qualquer conduta que configure retenção, subtração, destruição parcial ou total de seus objetos, instrumentos de trabalho, documentos pessoais, bens, valores e direitos ou recursos econômicos, incluindo os destinados a satisfazer suas necessidades;

V – a violência moral, entendida como qualquer conduta que configure calúnia, difamação ou injúria.

Насилие в отношении женщин по-прежнему является печальной реальностью в Бразилия и во всем мире. Ярким примером является необходимость принятия Закона об убийстве женщин (Закон № 13 104 от 9 марта 2015 г.), который касается убийства женщины на том основании, что она женщина, то есть по мотивам презрения или ненависти к женщинам. Согласно отчету Организации Объединенных Наций (2016 г.), Бразилия занимает пятое место в мире по количеству убийств женщин. При этом необходимо учитывать, что до совершения фемицид, женщина возможно, была жертвой других форм насилия. Тот же сценарий повторяется по всему миру: в отчете Portal G1 (2021) отмечается, что, по данным Всемирной организации здравоохранения, 1 из 3 женщин в течение жизни подвергается физическому или сексуальному насилию, причем главным является интимный партнер. агрессор.

Патриархальные отношения лежат в основе мужского насилия над женщинами. Такие отношения разворачиваются из власти, осуществляемой доминирующей партией над доминируемой, через угрозы, конкретные или нет, что могут быть применены наказания, если эта иерархия будет оспорена. С приходом капитализма мужчины потеряли часть своей власти над женщинами и свое право устанавливать правила и решать судьбу семьи. Таким образом, мужское насилие в домашней сфере стало еще более «необходимым», чтобы поддерживать иллюзию сохранения мужских привилегий и гарантировать иерархию сексуальных ролей (HOOKS, 1984). Патриархат, как и другие общественные явления, оказывается легко адаптируемым. «Если в Древнем Риме патриарх имел власть жизни и смерти над своей женой и детьми, то сегодня такой власти де-юре уже нет. Однако мужчины продолжают убивать своих партнерш» (SAFFIOTI, 2004, стр. 48, курсив автора).

Согласно Bourdieu (1998), субъекты включают в себя структуры мужского порядка, что делает их бессознательными восприятиями. Разделение между полами в этом контексте кажется настолько естественным, насколько неизбежным, присутствующим во всем социальном мире. Сила мужского порядка проявляется в этом факте, отрицающем оправдания его первичности: «[…] андроцентрический взгляд навязывает себя как нейтральный и не нуждается в том, чтобы вписываться в дискурсы, направленные на его легитимацию» (BOURDIEU, 1998, стр. 18). Иными словами, андроцентрический взгляд на мир натурализация до отказа от оснований для существования, а сам общественный порядок выполняет функцию ратификации мужского господства там, где оно заложило свои основы, от разделения труда до резервируемых пространств. для мужчин место собрания или рынок, в отличие от женщины, ограниченное домом. Биологическая реальность тела, которая различается у мужчин и женщин, может быть истолкована как естественное оправдание различий между полами и разделения труда (BOURDIEU, 1998).

В соответствии с вышеизложенным, субъекты интроецируют созданные обществом инструменты контроля и регулирования социальной жизни, и эти установки будут беспрекословно передаваться из поколения в поколение (CHAUÍ, 1997 apud MOTERANI; CARVALHO, 2016). Передача между поколениями мира, как он дан, приводит к кристаллизации идей. Таким образом, в социальном воображаемом распространяются представления о мире, способные сделать легитимным даже сексуальное и физическое насилие. Bourdieu (1998) называет «парадоксом докса» тот факт, что мировой порядок соблюдается без нарушений, подрывных действий и «глупостей»:

[…] a ordem estabelecida, com suas relações de dominação, seus direitos e suas imunidades, seus privilégios e suas injustiças, salvo uns poucos acidentes históricos, perpetue-se apesar de tudo tão facilmente, e que condições de existência das mais intoleráveis possam permanentemente ser vistas como aceitáveis ou até mesmo como naturais (BOURDIEU, 1998, стр. 11).

Мужское господство в описываемом контексте служит примером этого подчинения, возникающего в результате так называемого «символического насилия, мягкого насилия, бесчувственного, невидимого для своих собственных жертв, которое осуществляется в основном посредством чисто символических средств коммуникации и знания […]” (BOURDIEU, 1998, стр. 12) или, тем не менее, невежества и чувства. Логика, по которой действует господство, осуществляется в пользу некоего символического принципа, который признается властвующим и подвластным, но который удерживает субъектов в отношениях глубокого знакомства с этими традициями, смешивая причины и следствия и побуждая воспринимать конструкцию. социальное как естественное (BOURDIEU, 1998).

Чтобы понять, как мужское господство утверждается и передается незримым и бесспорным образом среди людей через культуру, даже одобряя самые разнообразные формы насилия, необходимо спасти конституцию субъекта от встречи с другим. Согласно Фрейду (1930), чтобы жить в обществе, субъекту необходимо подчиниться цивилизации, отказавшись от своих импульсов и подавив свои бессознательные желания, чтобы защитить себя от угрозы природы и урегулировать связь между всеми. Одной из полезных черт для классификации цивилизации является то, как разграничиваются отношения между людьми, что делает большую часть группы более влиятельной, чем отдельный субъект. Из-за культурной эволюции индивидуальная свобода была урезана в своего рода обмене: отказ от инстинктивного удовлетворения, стремление к более безопасной жизни с другими. «Посредством табу, законов и обычаев создается больше ограничений, затрагивающих как мужчин, так и женщин» (FREUD, 1930, стр. 67). Такие ограничения приведут к неврозам, как к способу, который психика находит для того, чтобы справляться с этим противоречием, установившимся в субъекте.

Как объяснил, цивилизация использует определенные механизмы для сдерживания бессознательных желаний — главным образом, агрессивности, присущей людям, — чтобы предотвратить их распад и гарантировать, что люди могут жить друг с другом. На индивидуальном уровне изначально Эго отказывается от удовлетворения своих влечений из-за страха перед внешним авторитетом, что было бы равносильно утрате любви и, следовательно, утрате защиты. Позднее, когда устанавливается внутренний авторитет, одного отречения становится недостаточно, поскольку желание не может быть скрыто от Сверх-Эго. Таким образом, страх перед внешним авторитетом заменяется чувством вины. Цивилизация также формирует сверхличность, основываясь на записях предыдущих личностей и устанавливая идеальные требования. На этом этапе культурная и индивидуальная эволюция переплетаются, в которой требования культурного Сверх-Я, по-видимому, совпадают с требованиями, исходящими от индивидуума (FREUD, 1930).

Таким образом, при рождении субъекту необходимо приспособиться к уже данному контексту, разделив себя между своим влечением и культурой, причем вытеснение является найденным способом опосредовать этот конфликт и гарантировать жизнь в обществе. Каждый субъект установит социальную связь перед персонажами, которые занимают заранее определенные места. Для того чтобы эта социальная связь существовала, необходима связь одного агента, который доминирует, с другим, подвластным, в асимметричных отношениях. Эти предопределенные места являются трансгенерационными и считают, что субъекты не отказываются от другого, они являются местами культуры, следовательно, символическими, поддерживаемыми в дискурсах (QUINET, 1951).

Учитывая, что субъект приспосабливается к положению, существующему еще до его рождения, принципиальной оказывается концепция Другого как места, дискурса, постулирующего для субъекта аспекты, касающиеся его становления и истории.

O grande Outro como discurso do inconsciente é um lugar. É o alhures onde o sujeito é mais pensado do que efetivamente pensa. É a alteridade do eu consciente. É o palco que, ao dormir, se ilumina para receber os personagens e as cenas dos sonhos. É de onde vêm as determinações simbólicas da história do sujeito. É o arquivo dos ditos de todos os outros que foram importantes para o sujeito em sua infância e até mesmo antes de ter nascido (QUINET, 1951, стр. 21).

Я и другой неразделимы, они спутаны, они похожи друг на друга, «[…] я — прежде всего — другой» (QUINET, 1951, стр. 8). Самость конституируется через образ другого в процессе, который Фрейд назвал первичным нарциссизмом, что соответствует лакановской стадии зеркала (QUINET, 1951). Первичный нарциссизм представляет собой промежуточную стадию перехода от аутоэротизма к объектной любви, в которой будет развиваться Самость. Это касается момента, когда ребенок обращает свое либидо на самого себя, прежде чем он сможет направить его на внешние объекты. Это состояние берет начало в отношениях родителей с ребенком, в котором они возрождают собственный нарциссизм, прерывая свои некогда навязанные культурные приобретения, приписывая ребенку качества и скрывая все связанные с ним дефекты, то есть возводя его в состояние Его Величества Младенца (FREUD, 1914). Следовательно, для конституирования субъекта необходимо нарциссическое вложение, гарантирующее существенные связи, которые порождают Самость, процесс, называемый «преодолением нарциссизма» (BLEICHMAR, 1994).

Впоследствии состояние нарциссизма субъекта будет постепенно покидаться в результате идентификации с родительскими фигурами, характеризующими Я, которое начинает подчиняться требованиям, исходящим от социального. Возникает пример, который Я использует для сравнения с самим собой, идеал, связанный с внешним миром, к которому человек будет стремиться приспособиться, способствуя вытеснению (FREUD, 1914). Это «[…] символический пример (потому что он состоит из означающих Другого), однако он удваивает нарциссические требования субъекта» (QUINET, 1951, стр. 26), называемый Идеалом Самости. Такой случай является результатом союза нарциссизма — идеализации эго — и идентификаций с родителями, их заместителями и другими идеалами, возникающими из коллектива (LAPLANCHE; PONTALIS, 1982). Генезис Идеала Самости побуждается критикой родителей, позже воспитателей, инструкторов и бесчисленного множества других людей, которые входят в жизнь субъекта – ближнего (FREUD, 1914).

Согласно Moterani и Carvalho (2016), повторение идей и паттернов, увековечивающих мужское доминирование, можно понять с помощью вышеупомянутой концепции Идеала Самости. Будучи ментальной структурой, возникающей в результате интроекции родительских моделей и их заменителей, она является ориентиром для Самости для оценки своих достижений и, следовательно, критическим экземпляром, который служит для самонаблюдения. Субъект, который не соответствует ожиданиям других, которые становятся его собственными ожиданиями, почувствует себя неудачником. Таким образом, если я-идеал распространяется с презрением к женщинам, ожидается, что социальные агенты будут идентифицировать себя с этим восприятием, включая самих женщин. Таким образом, у тех, кто пытается порвать с насильственной моделью, остается чувство вины, считая, что это попытка порвать с социально ожидаемым и, следовательно, внутренне ожидаемым. Чувство вины в этот момент проистекает из напряжения между Я и Я-идеалом: «[…] расстройство, вызванное дистанцией между тем, чем мы не были […], и образом, созданным эго-идеалом того, что мы думаем, что мы есть, мы должны были быть (учитывая социальную модель)» (MOTERANI; CARVALHO, 2016, стр. 175).

Согласно Hooks (1984), насилие в отношении женщин может характеризовать «цикл насилия», в котором практикующие его мужчины чувствуют, что они могут подвергать женщин насилию, которое они испытывают во внешней среде, не подвергаясь возмездию. Поскольку мужские идеалы сосредоточены на максиме, согласно которой выражение боли свидетельствует о символической кастрации, в отличие от мужественности, Hooks (1984) считает, что причинение боли становится альтернативой. Таким образом, оказывается, что жестокое обращение не ограничивается домашней сферой, но распространяется и на другие формы угнетения, раскрывающие культуру, которая позволяет «высшим» контролировать «низших», отношения между доминирующим и подчиненным. Насилие происходит через натурализацию этих мест, в соответствии с психоаналитическим восприятием, что культура устанавливает социальную связь между нами и другим, которая уже установлена ​​и с которой субъекты будут стремиться идентифицироваться. В то же время насилие мужчин над женщинами оправдывается в этих местах асимметрии:

[…] o patriarcado é entendido como pertencente ao extrato simbólico e, em linguagem psicanalítica, como a estrutura inconsciente que conduz os afetos e distribui valores entre os personagens do cenário social. A posição do patriarca é, portanto, uma posição no campo simbólico, que se transpõe em significantes variáveis nas distintas interações sociais (ALMEIDA, 2004).

Мировоззрение с патриархальной точки зрения начинается в семейной среде, где насилие часто натурализованный. Сексистское угнетение, помимо того, что оно является основой для других форм угнетения, — это то, что испытывает большинство людей, угнетая или подвергаясь угнетению. Семья играет ведущую роль, в которой ее роль — приветствовать, воспитывать и укреплять связи — искажается, превращаясь в пространство, в котором субъекты будут обучены натурализовать формы угнетения. В то время как расизм и классовое угнетение обычно ощущаются вне дома, большинство испытуемых испытывают сексистское угнетение в семье (HOOKS, 1984). В свете вышеизложенного при появлении человека на свет предопределено его место, в том числе и то, что отличает мужчину от женщины и гарантирует их асимметрию. Семья, как первая группа, которая познакомит предмет с культурой, откликнется на требование обрамить предмет в отведенном ему пространстве.

Согласно Hooks (1984), культура, узаконивает господство мужчин над женщинами, усиливает свой дискурс и в аудиовизуальных произведениях. На телевидении, как и в других средствах массовой информации, насилие в отношении женщин часто приукрашивает, создавая атмосферу эротики, направленную на развлечение. Это означает, что общество каким-то образом вознаграждает мужское насилие, делая его менее действенным и неправильным. Тот же сценарий можно увидеть в нескольких популярных романах, в которых предполагается, что мужское насилие должно применяться для принуждения женщин к подчинению, исправления их «безрассудства», превращения их в покорных существ, и «[…] поощряется как принятие идеи о том, что насилие усиливает и оживляет сексуальное удовольствие, так и убеждение, что насилие является признаком мужественности и жестом заботы […]» (HOOKS, 1984, стр. 184). Таким образом усиливается сексистское поведение, а также романтизация мужского насилия.

Язык, который предшествует каждому субъекту, вписывает индивидуумов в символический порядок, и «[…] «мужской» и «женский» — это первые означающие, обозначающие субъекта, как только он появляется в мире, до всякой возможности выбора, до того, как infans становится субъектом желания» (KEHL, 1998, стр. 11, курсив автора). Из небольшого анатомического различия, принадлежащего Реальному и подтвержденного при рождении — или даже до него, — конституируются разные социальные роли для мужчин и женщин, различающие их по половому признаку (KEHL, 1998). Для Saffioti (2004) гендер — это иерархическая и неравная система внутри патриархального порядка, которая допускает доминирование женщин над мужчинами. Более того, разные культуры приписывают свои особенности «быть мужчиной» и «быть женщиной», доказывая, что это не врожденный процесс, как предполагалось в прошлом, а относится к социальным отношениям (SAFFIOTI, 1998 apud PEDRO; GUEDES, 2010). Основываясь на этом рассуждении, Бовуар заявил, что:

Ninguém nasce mulher: torna-se mulher. Nenhum destino biológico, psíquico, econômico define a forma que a fêmea humana assume no seio da sociedade; é o conjunto da civilização que elabora esse produto intermediário entre o macho e o castrado, que qualificam de feminino. Somente a mediação de outrem pode constituir um indivíduo como um Outro (BEAUVOIR, 1949, том. 2, стр. 11, акцент автора).

Другими словами, представление о местах, которые занимают мужчины и женщины, готово, когда ребенок рождается, и будет определять, как они будут социализированы, а мужская или женская идентичность может варьироваться в зависимости от жесткости каждого общества. Поэтому женщина или мужчина относятся к анатомии тела, которые вместе с атрибутами культуры образуют пол. Гендер можно артикулировать с позицией субъекта в дискурсе как субъекта или объекта, что соответствует фрейдистской дифференциации «активной» для так называемой мужской позиции и «пассивной» для женской, а также в отношении к желанию подобного человека. . Женственность и мужественность вводятся в воображаемую плоскость, формируемую идентификацией субъектов с гендерными идеалами своей культуры и относительно стратегий каждого индивидуума по отношению к триному фаллоса/недостатка/желания (KEHL, 1998).

Acreditar-se portador de um falo, por exemplo, e desejar com isto satisfazer e completar aquela cujo corpo parece garantir que a castração está só do lado das mulheres, é uma composição típica da “masculinidade”. Já a feminilidade, costuma organizar-se em torno do imaginário da falta; na feminilidade, a mulher não tem o falo; ela se oferece para ser tomada como falo a partir de um lugar de falta absoluta, do qual só o desejo de um homem pode resgatá-la (KEHL, 1998, стр. 12).

Однако навязывание культуры не обязательно является судьбой. При эдипальном скрещивании каждый субъект идентифицирует себя с гендерными паттернами и идеями, однако это же скрещивание порождает различия между индивидуумами, своеобразные реакции, которые перемещают их в положение желающих субъектов (KEHL, 1998). Кроме того, благодаря социальным изменениям и, в значительной степени, феминистскому движению, многие женщины не испытывают одинакового угнетения со стороны мужчин во всех отношениях. Однако необходимо подчеркнуть, что определенные институты создают сценарий, узаконивающий неравенство между мужчинами и женщинами, как в случае с законами, мифами, обычаями, религиями, искусством, семьей и даже областями знаний, создавая культурный клубок, связывающий конституция лиц.

Таким образом, насилие в отношении женщин имеет исторические корни, сопровождающие человечество, являясь наследием, передаваемым из поколения в поколение через явные и латентные дискурсы. При составлении, субъект приходит в соответствие со всем этим набором, который размещается, и стремится вписаться в отведенное ему место культуры, гарантируя любовь другого. Места, которые занимают мужчины и женщины, уже разграничены, когда ребенок рождается, в социальной среде, которая будет воздействовать на субъекта. Первоначально семья играет фундаментальную роль в сборке этой головоломки, но вскоре функция адаптации предмета к культуре будет также возложена на педагогов, сверстников и даже средства массовой информации. Когда субъект каким-то образом сопротивляется этой судьбе, принуждение будет оказывать не только внешний авторитет, но и внутренний авторитет, Супер-Эго.

2.3 ПОРНОГРАФИЯ И НАСИЛИЕ В ОТНОШЕНИИ ЖЕНЩИН

Слово «порнография» происходит от греческих слов «pornos», что означает проститутку, и «graphô», означающее запись, запись. «Pornos» относится к тому же семейству, что и «porneuô» (быть проституткой, жить за счет проституции) и «pernêmi» (продажа, экспорт), из-за того, что проститутки изначально были рабынями (BARROS; BARRETO, 2018). Мало что известно о происхождении порнография, однако считается, что это древнее художественное выражение, как и другие, представленные даже на картинах эпохи палеолита. Adonis von Zschernitz, например, около 7200 лет, и он считается старейшей порнографической статуей (CECCARELLI, 2011). Согласно Словарю Michaelis (2021), порнография означает:

      1. Qualquer coisa (arte, literatura etc.) que vise explorar o sexo de maneira vulgar e obscena […]
      2. Tratado acerca da prostituição.
      3. Coleção de pinturas ou gravuras obscenas.
      4. Caráter obsceno de uma publicação.
      5. Atentado ou violação ao pudor, ao recato; devassidão, imoralidade, libertinagem.

Однако единого мнения о значении этого слова нет. Для Encyclopedia Britannica (apud CECCARELLI, 2011) это «представление эротического поведения в книгах, картинах, статуях, фильмах и т. д., которое призвано спровоцировать сексуальное возбуждение». Некоторые понимают, что «[…] можно определить как олицетворение сексуального поведения посредством изображений, анимированных или статических» (RIBEIRO, 2016, стр. 18). Другие авторы добавляют к этому понятию характеристики гендерных иерархий. При написании юридических текстов, защищавших гражданские права женщин в ситуациях насилия из-за порнография, авторы Dworkin и Mackinnon, имея в виду крупную порнографическую индустрию, придавали ей следующее значение: «явное графическое сексуальное подчинение женщин посредством изображений и/ или слова» (DWORKIN; MACKINNON, 1989 apud RIBEIRO стр. 22, выделение добавлено). Среди других концепций, касающихся термина, который трудно определить, Ribeiro описал порнография следующим образом:

[…] exibição gráfica de materiais sexuais, em que haja a subordinação sexual feminina e degradação das mulheres, deflagrada através de comportamentos agressivos, abusivos e degradantes, num contexto de dominação masculina, de maneira que se pareça endossar, encorajar ou normalizar a violência de gênero. Outros elementos, à exemplo da exibição das mulheres como objetos sexuais desumanizados, podem ser acrescidos, de forma a reforçar e intensificar o conteúdo da pornografia (RIBEIRO, 2016, стр. 28).

Таким образом, феминистки, которые выступили против порнография, сделали это, потому что они понимали, что видео создаются по сценарию эксплуатации и коммерциализации тел вовлеченных актеров, изображая сексуальные отношения между мужчинами и женщинами в насильственной форме и разоблачая женщин в целом. насильственным образом. Поэтому эту позицию нельзя понимать как аналогию консервативной и моралистической идеологии против сексуальной свободы, а скорее как критику насилия (GRATON, 2019). «Для феминистского движения против порнография, в целом, нормально говорить, действовать или заниматься сексом; проблема заключается в том, что демонстрация порнографических изображений порождает гендерное насилие и увековечивает угнетение групп меньшинств» (RIBEIRO, 2016, стр. 23).

Порнография стала неотъемлемой частью западных обществ и влияет на их культурные аспекты (D’ABREU, 2013). Для Dines (2010) порнография настолько связана с культурой, что становится синонимом секса и в этом смысле «похищает» сексуальность субъектов, диктуя, какими должны быть сексуальные отношения, из контакта дегуманизированного, родового и перформативным, не основанным на личных фантазиях. Согласно интервью с адвокатом Izabella Forzani, предоставленному журналу Revista Carta Capital (2021 г.), несмотря на то, что нагота и человеческая сексуальность изображались на протяжении веков, начиная с 1970 г., в фильме «Garganta Profunda» производство фильмов значительно увеличилось. Жанр. В течение нескольких десятилетий порнография находилась под контролем крупных производителей, однако с появлением Интернета произошли важные изменения в способах производства и потребления порнографического контента. Если раньше порнография потреблялась на видеокассетах, DVD и в таких журналах, как Playboy, то сегодня Интернет и смартфоны позволяют популяризировать определенные веб-сайты для этого материала, обеспечивая легкий доступ и анонимность (GRATON, 2019).

Чтобы понять размер влияния порноиндустрии сегодня, необходимо учитывать, что она является одной из самых прибыльных в мире, будучи многомиллиардной. По данным The Telegraph, в статье, опубликованной в 2017 году, считается, что онлайн-порнография — это сектор, годовой оборот которого составляет около 15 миллиардов долларов в год. Любопытно, что в статье Quartz (2018) сообщалось, что годовой доход Netflix составляет 11,7 миллиарда долларов, а Голливуда — 11,1 миллиарда. Согласно той же статье, опубликованной The Telegraph, Pornhub — один из самых значимых сайтов в порнографическом жанре — показал, что в 2016 году его видео просматривали 92 миллиарда раз, 64 миллиона посетителей ежедневно. Pornhub, в 2018 году сайт получил более более 33,5 млрд просмотров. Однако в 2020 году были значительные колебания. По данным платформы, в первой половине марта количество людей, просмотревших ролики, выросло на 13% по сравнению с февралем. Кроме того, среднесуточное количество посещений в Бразилия увеличивается, и к началу июля 2020 года использование одних лишь порнографических сайтов уже увеличилось почти на 40%, согласно отчету Estado de Minas (2020).

По данным журнала Revista Carta Capital  (2021 г.), в 2019 г. Pornhub зарегистрировал более 6,8 млн новых видео. Pornhub и XVideos, платформы, получающие прибыль от этого бизнеса, посещают около трех миллиардов человек в месяц и входят в десятку самых посещаемых сайтов в мире, согласно данным того же журнала со ссылкой на данные с веб-сайта Visual Capitalist. Уступая только США, Бразилия является вторым по величине производителем порнографических видео в мире (ROPELATO, 2013 apud D’ABREU, 2013) и, по данным портала G1 (2018), ссылаясь на исследование, опубликованное каналом Sexy Hot , 22 миллиона человек предполагают, что потребляют порнография в Бразилия: 58% потребителей составляют молодые люди до 35 лет и 76% мужчины. Основываясь на опубликованных данных, свидетельствующих о растущем охвате и популярности порнографической индустрии, во всем мире обсуждаются некоторые вопросы, связанные с влиянием порнография, такие как возможное вмешательство в половое воспитание, пристрастие к порнографическому контенту и насилие в отношении женщин. женщины и другие меньшинства.

Мощь, которой достигла порноиндустрия, и размеры, которые она приобрела в западной культуре, можно объяснить спасением психоаналитической концепции «скопического влечения». Согласно Фрейду (1915), источником влечения является возбуждение, идущее изнутри самого тела, вызывающее состояние напряжения, неудовольствия. Целью влечения является удовлетворение (которое может быть активным или пассивным), а объектом является тот, посредством которого влечение может достичь такого удовлетворения. При нарциссизме влечения имеют аутоэротическое удовлетворение и, следовательно, удовольствие от взгляда имеет место в самом теле. Отсюда развивается активное стремление смотреть. С удовольствием глядя «[…] ребенок развивает исследовательскую деятельность, основанную на практических жизненных ситуациях, а затем переходит к разработке ряда сексуальных теорий, чтобы объяснить, например, как рождаются дети» (FREUD, 1905 apud BARROS; BARRETO, 2018, стр. 309). Зрительное влечение, определяемое удовольствием от созерцания, может объяснить сексуальное любопытство — один из факторов, который, возможно, способствовал тому, что порноиндустрия достигла нынешних масштабов (BARROS; BARRETO, 2018).

Стремясь проследить причину возникновения и такие последствия порноиндустрии, Wolf  (1991) разъясняет, что патриархальные религии контролировали и уничтожали женскую сексуальность, например, клиторэктомия в Египте, вагинальный щит и жезл в Судане и пояс целомудрия в Германия являются примерами, иллюстрирующими этот процесс. Таким образом, по мере развития второй волны феминизма и сексуальной революции в начале 1970-х годов, когда женщины завоевали ряд прав, таких как доступ к высшему образованию, в деловом мире, в дополнение к разрушению старых представлений об их на женскую сексуальность – была реакция, принимавшая на себя роль социального принуждения женщин, например, через образы идеальной женской красоты, которым они подвергались как никогда прежде.

В этом сценарии Wolf (1991) утверждает, что порнография широко вторглась в культурный контекст в качестве контратаки на свободу, которой добивались женщины, включая сексуальную свободу. Если с появлением методов контрацепции, легализацией абортов в странах с большим влиянием и устранением двойных стандартов сексуального поведения женщины могли рассчитывать на более свободную сексуальность, это не заставило себя долго ждать, чтобы смягчить ограничения «[…] порнография красоты и садомазохизм, которые возникли, чтобы вернуть вину, стыд и боль женскому опыту секса» (WOLF, 1991, стр. 194). Появление Playboy в 1958 году в качестве противовеса противозачаточным таблеткам, которые продавались в Соединенных Штатах в 1960 году, иллюстрирует этот процесс.

По словам Ribeiro (2016), по мере того, как происходила сексуальная революция, как явление контркультуры, порнографическая индустрия присвоила себе эти утверждения, и сексуальность стала рассматриваться как потребительский продукт. Для автора порнографическая индустрия была бы новой формой сексуального угнетения, в которой женщины выставляются как сексуальные объекты для мужского удовольствия, а их тела выставляются на продажу, в сценарии, который по-прежнему игнорирует женское удовольствие. Вместо того, чтобы изображать женское стремление к женскому удовлетворению, «[…] мы видим симуляции с живыми манекенами, вынужденными корчиться и гримасничать, обездвиженными и в неудобных позах в центре внимания, отрепетированные сцены, мало раскрывающие женскую сексуальность» (WOLF, 1991, стр. 199), то есть на службе мужских учреждений.

В кинематографе 1980-х годов получили распространение фильмы, изображающие сексуальное насилие, со съемкой «от первого лица», в которой зритель идентифицирует себя с убийцей или насильником. Фантазия, привлекающие взоры мужчин и женщин, представляли войну полов, воспроизводя неравенство сил, в том числе и в сексуальных отношениях. Женский сексуальный стиль 1960-х годов, описываемый как «радостный, чувственный, игривый, без насилия или стыда, без страха перед последствиями» (WOLF, 1991, стр. 197), был отвергнут массовой культурой, переопределить нежный, интимный секс как скучный. Wolf (1991) утверждает, что разрешение сексу оставаться таким, каким он был раньше, должно было дать возможность для разрушения институтов, которые уже были потрясены феминистским движением. Таким образом, в женскую культуру внедряются два представления о порнография: легкое, «всего лишь» объективирующее тело женщины, и тяжелое, нарушающее это тело.

Порнография, по-видимому, возникла тогда как своего рода поддержание статус-кво, то есть способ сохранить подчиненное место женщин посреди сценария сильных изменений. В этом контексте Kehl (1996) описывает своего рода современное недомогание, которое влияет на оба пола. Изменилось место женщины в социальном и сексуальном сценарии, размылись различия между полами, а новые идентификации женщин стали носить атрибуты, изначально считавшиеся мужскими. В тексте «Цивилизация и ее недовольство» Фрейду (1930 apud KEHL, 1996) обратился к «нарциссизму малых различий», пытаясь объяснить большую нетерпимость, которая усиливается, когда разница минимальна. Kehl  (1996), говоря о динамике между мужчинами и женщинами, считает, что мужчины чувствуют себя более предвзято не только потому, что они контролируют свою силу, но и потому, что они бросают вызов мужественности. То есть происходит приближение женщин, не став, по сути, мужчинами, которых когда-то называли «ведьмами» и сжигали на костре. «Волна изображений сексуального насилия черпала свою силу из мужского гнева и женской вины за доступ к власти» (WOLF, 1991, стр. 201).

Таким образом, насилие в отношении женщин постоянно изображалось в эротической форме в порнографическом контенте. В ходе опроса, проведенного с анализом компиляции 304 сцен «контента для взрослых», из самых популярных списков по версии Adult Video News, было установлено, что 88,2% сцен представляли физическую агрессию, в основном побои, рвотные позывы во время орального секса. мужчины, пощечины, таскание за волосы и повешение. Кроме того, 48,7% проанализированных фильмов содержали вербальную агрессию. В 70% сцен агрессию совершали мужчины, а в 94% — женщины (BRIDGES et al., 2010 apud D’ABREU, 2013).

Опрос, проведенный на территории страны, показал аналогичные результаты при анализе фильмов, представленных в разделе «Самые просматриваемые» в Бразилия на PornHub, с примерно 19 миллионами просмотров. Исследование было направлено на проверку основных mainstream порнографических видео, не фокусируясь на какой-либо конкретной категории, всего было проанализировано 20 видео. Выяснилось, что в 95 % видеороликов присутствовали насильственные действия: физическое (68,4 %), сексуальное (57,9 %) и психологическое (10,5 %) насилие. Среди актов физического насилия были сцены, в которых мужчина бил женщину по лицу, влагалищу или попе, агрессивно держал ее, дергал за волосы, сжимал горло, как будто собирался ее повесить, и, наконец, агрессивно опускал пенис вниз. горло женщины, что вызвало удушье и одышку. В видеороликах, содержащих сексуальное насилие, среди прочих форм насилия были обнаружены изображения полового акта без согласия, принуждение к сексуальным практикам, мастурбация рядом со спящей женщиной. В актах психологического насилия наблюдалась репрезентация принуждения к половому акту посредством угроз (GRATON, 2019).

Согласно вышеупомянутому исследованию, было установлено, что акты насилия в отношении женщин, совершаемые мужчинами, являются скорее правилом, чем исключением в порнографических видеороликах. Примечательно, что оба исследователя проанализировали мейнстримные видео, не обращая внимания на конкретные жанры, которые в силу категории предлагают изображать насилие, например видео жанра BDSM – аббревиатура, означающая рабство, дисциплину, доминирование, подчинение, садизм. мазохизм. Демонстрация тел для мужского удовольствия не является привилегией 21 века, но Интернет предоставил огромное количество легкодоступного порнографического контента, и, следовательно, насилие стало более частым явлением. Jensen, отраслевой директор, в интервью Adult Video News сообщил, что фанаты ищут все более и более экстремальный контент и, по его словам, невозможно угадать, какое будущее у порнография, поскольку жестокость и деградация у женщин усиливается (JENSEN, 2004 apud GRATON, 2019).

Нарушение согласия, представленное в фильмах, в равной степени относится к цели понимания нюансов насилия в отношении женщин в порнография, учитывая, что оно изображало бы пренебрежение, конститутивную этическую несостоятельность мужчин. Согласно Ribeiro (2016), в порнография представлены некоторые распространенные сценарии, передающие идею мужской власти и женской подчиненности. Среди этих аспектов «нет значит да» (RIBEIRO, 2016, стр. 89), в котором женское отрицание предстает как означающее обратное, выстраивая сценарий эротизации нарушения согласия. Кроме того, часто изображается «символическое сопротивление», когда женщина говорит «нет», но ведет себя так, как будто хочет, подкрепляя мифы о том, что женское сопротивление половому акту можно смягчить мужскими ухаживаниями и, в конце концов, привести к в удовольствии (D’ABREU, 2010). Для Dines (2010) женщины представлены всегда готовыми к сексу, независимо от того, что хочет сделать мужчина.

Еще один момент, касающийся подчиненности женщин и авторитета мужчин, представляющих неравенство между полами, заключается в представлении персонажей в фильмах. Согласно исследованию Cowan et al. (1988 apud D’ABREU, 2010), в которых были проанализированы 282 персонажа из 45 фильмов, было установлено, что в 62 % случаев мужчины были профессионалами или бизнесменами, а женщины в 58 % случаев были помощниками, домохозяйками или секретари. Кроме того, женщины часто инфантилизировались в своих костюмах, голосах и безволосости, изображая наивных подростков. Для Dines (2010) женщины часто используются в порнография с целью удовлетворения мужчины, в которой кульминацией сцены является мужская эякуляция. Заявление Дайнса может быть подтверждено в исследовании Cowan et al. (1988 apud D’ABREU, 2010), в котором 97% сцен с гетеросексуальными отношениями сосредоточены на эякуляции мужчины женщине.

В соответствии с вышеупомянутым исследованием Graton (2019) смог собрать аналогичные результаты: 75% женщин в видео, проанализированных автором, оказались несовершеннолетними в возрасте от 15 до 18 лет, а в 65% видео это были невозможно было проверить возраст мужчины, так как сцена была с его точки зрения. Кроме того, такие термины, как «novinhas[3]» и «teen», каждый год присутствуют в списке самых популярных на PornHub, ссылаясь на школы, где женщины носят аксессуары и детскую одежду и несут плюшевых мишек, часто напротив «учителя». в рассказах, основанных на неопытности женщины, среди прочих сцен, изображающих хрупкую и беззащитную женщину перед мужчиной (GRATON, 2019).

Marinho (2017) указывает, что формирование дискурса работы режиссера является результатом внутренней реальности, которая объединяет дискурсы, знания и опыт. Если произведение построено из субъективности художника, то можно указать на главенство пола в этом представлении, результат патриархального культурного наследия, которое закрепляет гендерные роли, связанные с доминированием. Ceccarelli (2011), размышляя о том, как мужчины и женщины обычно изображаются в порнография, считает, что мужественное положение мужчин в противостоянии унижению женщин является результатом их положения в культурном воображаемом. Таким образом, в художественных выражениях, в том числе в порнографических фильмах, становится ясно, как общество в целом понимает отношения между мужчинами и женщинами.

Великое увлечение человека кино может быть связано с поиском скопофильских удовольствий, как объяснялось ранее. Встреча с образом позволяет произвести реальное впечатление, способное произвести ощущения, что объясняется возможностью нахождения зрителя перед зеркалом своего внутреннего мира. «Психоаналитическое исследование очень ясно выявляет бессознательное зрителя как идентификацию с кино, как если бы фильм был зеркалом внутри психического воображаемого» (MARINHO, 2017, стр. 183), коррелирующее с первичной идентификацией, в которой ребенок различает себя в отражении другого. Для Marinho (2017) из патриархальной системы роль женщины построена так, чтобы отражать бессознательные мужские желания. Зритель, таким образом, проецирует себя на фильм, отождествляя себя со взглядом главного героя, делая два взгляда одним. Так, есть взгляд камеры, пропитанный мужским уклоном; взгляд мужчины, ответственного за повествование, направленный на поиск фигуры женщины как объекта для его удовлетворения взглядом, и, наконец, взгляд зрителя-мужчины, который воспроизводит оба взгляда.

Mulvey (1991 apud MARINHO, 2017) считает, что объективация женщины мужским взглядом является реакцией на кастрационную тревогу, которую она вызывает, лишая ее вызывающего характера и приписывая ей подчиненную функцию, являясь объектом фетиша и служа исключительно для мужского удовольствия. Резюмируя Фрейду (1930), в то время как для того, чтобы жить в обществе, люди должны были подавлять некоторые деструктивные тенденции, нарциссизму трудно мириться с различиями, которые сближают мужчин и женщин и помещают женщин в низшая роль нейтрализует создаваемую ею угрозу. Таким образом, в порнографии создается гнетущий нарратив, основанный на насилии, объективации и неравенстве. Нарратив фильмов отражает субъективность субъектов, которая сформировалась в этой культурной запутанности.

2.4 ПОРНОГРАФИЯ И ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ЖЕНЩИН

Насилие в отношении женщин, присутствующее в порнография, является отражением субъективности, пронизанной насильственными дискурсами, которые пересекают историю и ставят женщин в подчиненное положение в социальном воображаемом. В порнографической индустрии есть многочисленные сообщения о насилии в отношении обоих полов, такие как жалобы жертв торговли людьми в целях сексуальной эксплуатации, трансляция видео изнасилований и жестокого обращения с детьми, что даже привело к исключению миллионов видео из PornHub, после сообщения от The New York Times – большое количество самоубийств из-за проблем, с которыми сталкиваются эти субъекты, а также наркомания, высокий уровень заражения венерическими заболеваниями, травмы в интимных областях, среди прочих переживаний, с которыми сталкиваются актрисы и актеры, как Revista Carta Capital (2021). Рассказы порноактрис, подвергшихся насилию или другим травмирующим моментам во время съемок и, следовательно, столкнувшимся с психологическим воздействием, являются наглядным примером проблем, возникающих в контексте порнографической индустрии. Однако, учитывая цели настоящего исследования, подчеркиваются возможные последствия этого насилия для женщин в целом.

Ribeiro (2016) считает, что содержание порнография не только отражает реальность, но и может изменить ее, и по этой причине порнография может рассматриваться как форма языка ненависти в отношении женщин. По мнению автора, порнография является дискурсивной практикой, то есть средством выражения мнений и чувств по поводу определенных тем, и в конечном итоге «[…] подстрекает и/или поощряет насилие, унижение, притеснение, дискриминацию и, более того, угнетение одного пола другим» (RIBEIRO, 2016, стр. 119).

Согласно Gomes (2021), язык ненависти имеет бессознательные мотивы и пересекает историю человечества как деструктивное проявление, препятствующее организации в обществе. В соответствии с тем, что предлагает Mulvey (1991 apud MARINHO, 2017), в котором говорится, что объективация женского тела мужчинами служит устранению страха кастрации, Gomes (2021) утверждает, что язык ненависти находится в рамках параноидальной восприятию, а в случае с языком ненависти в отношении женщин оно формируется потому, что они якобы представляют собой «угрозу превосходству мужчин» (GOMES, 2021, стр. 474, курсив автора). В этом контексте усиление индустрии, пропагандирующей язык ненависти в отношении женщин в тот период, когда они стремились разорвать связи, державшие их в положении неполноценности, демонстрирует своего рода замалчивание, угнетение, попытку удержать шестеренки как были готовы, нейтрализуя угрозу, исходящую от женщин.

Чтобы понять возможные психологические воздействия, которые язык ненависти в отношении женщин, пропагандируемый порнография, способен вызвать, в дополнение к форме замалчивания и угнетения, присущих формированию порнографической индустрии, необходимо спасти процесс психического конституция субъекта. Человеческий детеныш рождается совершенно беспомощным, его выживание полностью зависит от изначального Другого. Тот, кто выполняет материнскую функцию, обращая внимание на телесные потребности ребенка, будет интерпретировать, переводить и приписывать значения внутренним раздражителям, на которые младенец только реагирует и не способен их различать (TEPERMAN, 1999). Согласно Winnicott (1988), матери готовятся к задаче ухода за ребенком, развивая способность идентифицировать себя с ребенком и становясь частью достаточно хорошей среды. Автор указывает, что изначально невозможно описать ребенка, не включив в него уход, который он получает, учитывая его значимость.

В соответствии с Winnicott, Teperman (1999) подчеркивает, что матери спонтанно и бессознательно выполняют функцию либидинизация и осуществления символического включения в ребенка. Bleichmar (1994) называет «переносом нарциссизма» процесс, транскрибируемый человеческие существа в систему знаков, которая в будущем порождает эго — как в примере с матерью, которая, приписывая равное ей сознание, ее ребенка, открывает возможность того, что он может чувствовать себя человеком. Таким образом, материнская функция в основном выполняет функцию связывания влечения через заботу, вложенную взрослым, в тело ребенка. Хотя поначалу это полностью зависит от того, кто выполняет материнскую функцию, младенец будет уникальным образом реагировать на заботу, оказываемую воспитателем, зацепив желание родителей и, таким образом, открыв инстинктивную цепь, отметив путь младенца, который переходит из регистра из необходимости в область желания (TEPERMAN, 1999). Таким образом, другое необходимо для конституирования субъекта, оставляющего следы в психике, которые касаются заботы, защиты и того, что ребенок сможет идентифицировать себя, принимая свое тело и свою близость как ценные и достойные заботы. для и сохранились.

Исходя из психоаналитического предположения о том, что человек состоит из взгляда другого, язык ненависти выражает точку зрения, полную негатива, представляя собой жестокие нарративы, которые:

[…] são suficientes para criar condições de uma experiência traumática do sujeito-alvo, levando a autopercepções de inferioridade, impotência, inadequação e vulnerabilidade. Isso se potencializa pelo fato de que aquilo que é odiado é algo constitutivo do sujeito, sendo imutável e irremovível (nacionalidade, sexualidade, raça e outros) (GOMES, 2021, стр. 476).

Говоря о разжигании ненависти, Gomes (2021) спрашивает:

Como dimensionar o sofrimento causado por um discurso que diz que o sujeito não é bem-vindo, que é diferente, que é inferior? Ou por leis e regras sociais que decretam que alguém deve ter menos direitos, ou até ser morto, por ser quem é? (GOMES, стр. 476, курсив автора).

Таким образом, обнаруживается важный деструктивный аспект ненавистнических высказываний в отношении женщин, присутствующих в мейнстрим порнография, проявляющийся главным образом в насилии, поскольку он ставит тело, которое по определению должно быть местом близости и заботы, в положение, узаконивающее, что он может быть надруганный, надруганный, униженный и что, по сути своей, из-за своей анатомии, он имеет меньшую ценность, служащий только и исключительно для мужского удовлетворения.

Gomes (2021) также подчеркивает травматический потенциал языка ненависти для пострадавших. Среди своих заметок он обнажает, что травматическое можно понимать как нечто установленное как чуждое субъекту, чуждое, вызывающее страдание; кроме того, в нем утверждается, что еще одна важная проблема, связанная с травмой, касается среды, которая способствует отрицанию или непризнанию травматического характера того, что переживает субъект, то есть когда ставится под сомнение законность опыта. Автор указывает, что отрицание, связанное с неспособностью субъекта назвать пережитый конфликт, оборачивается психическим страданием из-за инстинктивного избытка, не находящегося символического выхода.

Учитывая, что насилие в отношении женщин обычно натурализация в обществе, учитывая, что оно основывается на патриархальных отношениях, страдания, причиняемые таким насилием, реляти визируются порнография. Как объяснялось ранее, господствующая мейнстрим порнография предлагает изображать насилие в отношении женщин как элемент, способствующий сексуальному возбуждению, а не как нечто предосудительное, как это произошло бы с проявлением насилия одной группы над другой в любой другой форме продукции, аудиовизуальных материалов или выступлений. Таким образом, помимо того, что порнография сама по себе представляет собой язык ненависти, появляется возможность связать ее с воздействием делегитимизации опыта насилия, которому подвергаются многие женщины.

Кроме того, Ribeiro (2016) подчеркивает сохранение определенных гендерных стереотипов, увековеченных порнография, включая стандартизацию того, как субъекты должны испытывать свою сексуальность. Для автора этот факт становится отягчающим фактором, учитывая, что все более молодые люди используют порнографию как средство полового воспитания и, следовательно, могут быть затронуты и подвержены влиянию их нарративов. С появлением Интернет порнография больше не ограничивается избранной группой мужчин, она все больше становится частью западной культуры, ее потребляют даже самые молодые люди. Согласно статье в El País (2019), мальчики начинают потреблять контент для взрослых в возрасте от 9 до 10 лет. Принимая во внимание эти данные, следует отметить, что, хотя инстинкт сексуальной практики является чем-то присущим людям, значительная часть сексуального поведения усваивается, в том числе благодаря фильмам, демонстрирующим все более жестокие сексуальные отношения. Порнография в этом контексте:

[…] dita comportamentos sexuais, demonstra como as mulheres e como os homens devem se relacionar em um contexto sexual e também não sexual, externaliza posições sexuais e formas de agir durante a relação sexual. O discurso da pornografia é sempre o mesmo – dominação masculina, inferioridade feminina – e a sexualidade externalizada pela pornografia também (RIBEIRO, 2016, стр. 87).

Мейнстрим порнография как дискурс, который часто изображает сексуальные отношения между мужчинами и женщинами в насильственной форме, изображая женщин в уничижительном свете и способствуя поддержанию вредных гендерных стереотипов, оказывается опасной формой полового воспитания среди молодежи, которая получать доступ к контенту для взрослых в более раннем возрасте. В связи с этим, ссылаясь на исследования, проведенные со взрослыми, Wolf (1991) утверждает, что исследования показали, что потребление порнография снижает вероятность того, что мужчины верят в жертв изнасилования, и что они начинают более тривиально приуменьшать тяжесть насилия, которому подвергаются женщины. , данные, которые напрямую повлияют на реальность этой части населения. Однако автор идет дальше и задается вопросом, произойдет ли то же самое с женщинами. Есть признаки, указывающие на то, что это может произойти:

Wendy Stock descobriu que a exposição a imagens de estupro aumentava o interesse sexual feminino pelo estupro e aumentava suas fantasias de estupro (muito embora não convencesse as mulheres de que elas gostassem de força no sexo). Carol Krafka concluiu que as participantes da pesquisa “sentiam menor indignação com a violência [contra as mulheres] quanto mais viam, e que classificavam o material como menos violento” quanto mais ele lhes era exibido (WOLF, 1991, p. 207).

Если раньше порнография ограничивалась почти исключительно мужским опытом, то с 1970-х годов она расширилась, следуя феминистским проявлениям, а также изображениям «идеальных» женских тел. Таким образом, женщины, как никогда раньше, были подвержены совершенству, с которым они должны сравнивать себя, что привело к мысли о том, что необходимо иметь определенное тело или лицо, чтобы испытать женское сексуальное удовольствие (WOLF, 1991), труднее достичь. Таким образом, сравнение становится причиной потенциальных страданий между мужчинами и женщинами: сравнение с идеальной красотой, с нереалистичным сексуальным поведением и с ошибочными ожиданиями в отношении секса, что делает это благодатной почвой для фрустрирующих и перформативных переживаний, поскольку оно не можно испытать отношения, возникающие из спонтанности.

Означающее «женщина» часто встречается в дискурсе, связанном с рядом элементов, касающихся места подчинения по отношению к мужчине. Согласно Quinet (1951), при рождении субъекту необходимо адаптироваться к заданному контексту. В этом сценарии семья является первым контактом с социальным, который испытывает человек, ответственным за передачу нескольких символических значений, которые будут формировать субъект в культуре. Таким образом, рождаются неврозы, считая, что субъекту необходимо приспосабливаться к своим и чужим ожиданиям и для этого он отказывается от части своих желаний, стремясь к возможности жизни в обществе. Bleichmar (1994), говоря о фундаменте бессознательного, считает, что оно является продуктом культуры, сформированным из отношений с подобным.

Поэтому в противовес эссенциалистскому знанию, стремившемуся натурализовать положение женщины в обществе, психоанализ понимает, что существует субъективная конституция, возникающая в результате встречи с другим, как это происходит в случае с женственностью. Согласно Kehl (1998), женственность была продуктом мужской позиции, которая усилилась в 18 и 19 веках, но которая была настолько значительной, что остается присутствующей в субъективности современных женщин, ценящих такие характеристики, как пассивность, застенчивость, соблазнение, подчинение и подчинение мужскому желанию (VIEIRA; MOREIRA, 2020). Именно в этом контексте Фрейду определяет истерию как женское недомогание 19-го века, возникающее из-за сценария крайнего подавления, в котором истерическое проявление было единственным средством выражения в центре культуры, окруженной такими жесткими стандартами женственности. Одной из наиболее важных фигур для конституирования этой формы женственности был Rousseau (KEHL, 1998). Автор, говоря о положении, которое должны занимать мужчины и женщины, говорит:

Um deve ser ativo e forte, o outro passivo e fraco: é necessário que um queira e possa, basta que o outro resista pouco. Estabelecido este princípio, segue-se que a mulher é feita especialmente para agradar ao homem. Se o homem deve agradar-lhe por sua vez, é necessidade menos direta: seu mérito está na sua força; agrada, já pela simples razão de ser forte (ROUSSEAU, 1762 apud VIEIRA; MOREIRA, 2020).

Именно в культуре субъекты находят идеалы женственности, которые будут взаимодействовать с их субъективной конституцией, причем эдипальный переход необходим для идентификации идеалов, связанных с каждым полом, которые воображаемым образом гарантируют принадлежность субъектов к подгруппа женщин или мужчин (KEHL, 1998). Дискурс женственности, продолжающий служить идентифицирующим ориентиром для женщин сегодня, укрепляет свои основы в порнография, поскольку в постановках обнажается покорная, пассивная, хрупкая, послушная, инфантилизированная женщина, подчиненная мужским желаниям, являющаяся объектом фетиша. и служение исключительно для удовольствия другого.

Хотя крупная порноиндустрия возникла, присваивая аспекты сексуальной революции, ясно, что она продолжает воспроизводить стереотипы, предрассудки и насилие, веками сковывающие женщин. Что касается женственности, Фрейд с 1908 года обнаружил ее влияние на страдания, испытываемые женщинами, из-за налагаемых ею ограничений, которые требуют усиленного подавления сексуального влечения. Фрейд (1908 apud VIEIRA; MOREIRA, 2020) разоблачал существование двойной сексуальной морали, которая, предоставляя мужчинам большую сексуальную свободу, принуждала женщин поддерживать сексуальное поведение, соответствующее морали того времени, что заставляло их поддаваться серьезным неврозы. Следовательно, если женственность появилась, показывая женщину, покорную мужу, дому и материнству, то порнография ратифицирует эту идеологию, поскольку показывает покорную и пассивную женщину, в том числе и в сексе, не способную по-иному переживать свою сексуальность. более свободный и равноправный путь.

Женщины, отказываясь от приговора о покорности и «неполноценности», ставя себя все более и более похожими на мужчин и возглавив революцию, которая позволила бы большей сексуальной свободе, увидели появление ряда механизмов, которые действовали, чтобы удерживать женщин. их в прежнее положение, в том числе порнографическая индустрия. Порноиндустрия питается чувством вины женщин за то, что они не оправдывают ожиданий, навязанных культурой, а также угрозой, которую представляет их мобильность для мужчин, создавая сценарии, которые как бы «наказывают» их за дерзость в разрыве с нынешним угнетением. Таким образом, нарратив о мужском доминировании продолжает получать обратную связь, поскольку субъекты получают представления, которые низводят женщин до места подчинения, а затем распространяют их, в том числе с помощью порнография, что в конечном итоге оказывает непосредственное влияние на женщин. Согласно Saffioti (2004), патриархат легко адаптируется и продолжает обновлять свои формы господства.

3. ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ РАССМОТРЕНИЯ

История женщин пересечена насилием. Несколько социальных событий стремились подвергнуть их контролю, например, посредством охоты на ведьм с превращением их сексуальности и репродуктивной способности в продукты обмена и посредством функции изнасилования, которая служила для доминирования и подавления женщин в различных контекстах. Патриархальные отношения составляют основу мужского насилия над женщинами и возникают из-за власти, осуществляемой доминирующей партией над доминирующей партией. Однако не врожденные различия между мужчинами и женщинами обеспечивают этот сценарий, а сконструированные места, которые продолжают подтверждаться институтами, делающими неравенство легитимным, такими как законы, мифы, семья и области знаний.

В этом контексте разделение полов настолько укоренилось в истории, что предстает как естественное и неизбежное, а не как социальная конструкция. Чтобы понять, как нормализует господство мужчин, делающее насилие над женщинами легитимным, было спасено то, что конституирование субъектов происходит из встречи с другим. Первоначально в процессе, называемом первичным нарциссизмом, Я конституируется через образ другого, в котором необходимо взрослое нарциссическое вложение, делающее возможными связи, ответственные за его происхождение. Впоследствии состояние нарциссизма субъекта прекращается из-за идентификации с родительскими фигурами, а позже и с другими людьми, которые входят в жизнь субъекта.

Когда состояние нарциссизма преодолено, эго начинает подчиняться социальным требованиям, открывая идеал эго. В сценарии, где взгляд на презрение к женщинам распространяется культурно, субъекты будут идентифицировать себя с этим местом, и, если они попытаются порвать с этим восприятием, возникнет чувство вины за то, что они не были тем, чего ожидали в обществе и внутренне. Таким образом, насилие в отношении женщин узаконивается, поскольку оно передается из поколения в поколение незримым образом и без вопросов, учитывая, что места, которые занимают мужчины и женщины, уже разграничены при рождении ребенка, дифференцируя их с точки зрения пола, с точки зрения гендерной иерархии, допускающей наличие «доминантов» и «доминируемых». Таким образом, форма, которую мужчины и женщины принимают в рамках культуры, обусловлена ​​не какой-то врожденной судьбой, а скорее относится к социальным отношениям, которые в данном случае составляют динамику неравенства.

Появившись в сценарии, в котором женщины стремились освободиться от старых связей, связанных с их гендерной ролью и сексуальным угнетением, порнография стала сегодня одной из самых прибыльных отраслей. Из-за его широкого охвата его можно считать важной частью западной культуры, представляющей собой средство распространения представлений о положении, которое мужчины и женщины занимают в социальном воображаемом. Представление насилия в отношении женщин, как показало настоящее исследование, является скорее правилом, чем исключением в господствующей мейнстрим порнография, постоянно изображаемой в эротическом ключе в порнографическом содержании, в сценарии, в котором женщины выставляются как сексуальные объекты, предназначенные только для удовлетворение мужского удовольствия. Таким образом, насилие в отношении женщин выражается в виде физической, словесной, сексуальной и психологической агрессии, аналогичной насилию, с которым сталкивается большая часть женщин в повседневном контексте, что можно уточнить в Законе Марии да Пеньи.

Неравенство между мужчинами и женщинами и мужское господство также представлены в повторяющихся сценариях мейнстрим порнография. В этих сценариях отказ женщины, кажется, означает обратное, создавая сцены, эротизирующие нарушение согласия. Кроме того, нередко имеет место втягивание «символического сопротивления», при котором, несмотря на то, что женщина говорит «нет», она ведет себя так, как будто хочет того, что предлагается, что подтверждает мифы о том, что слово женщины можно обойти настойчивостью мужчины. Кроме того, женщин часто изображают всегда готовыми к сексу, независимо от мужских желаний, изображая женоненавистническую точку зрения, согласно которой женщинам нравится, когда их насилуют, и что их слово и желание не стоят того же, что слово и желание мужчины.

Подчиненное положение женщин проявляется и в других аспектах сценария мейнстрим порнография. Во-первых, следует отметить, что в большинстве случаев мужчины изображаются занимающими положение, которое считается социально «высшим» по отношению к положению, занимаемому женщинами. Тем не менее, что больше всего выделяется в отношении женского подчинения, так это изображение женщин детскими фигурами в их костюмах, голосах и внешности, эротизирующее сценарий, основанный на том факте, что женщина кажется хрупкой и неопытной перед лицом мужчины, который будет доминировать в отношениях. Помимо представленности на экранах, термины «teen» и «novinhas» ежегодно присутствуют в самых поисковых списках, что свидетельствует о сильной идентификации публики с темой. Помимо эротизации подчиненного положения женщины, открываются прецеденты для обсуждения очевидной проблематичности репрезентации педофилии в порнографических сценариях.

Женское подчинение также может быть выявлено в том, что сексуальные отношения, как правило, сосредоточены на мужской эякуляции, в которой женское удовольствие обычно усматривается с меньшей значимостью. Кроме того, тот факт, что большинство сцен сняты с точки зрения мужчины, в котором даже невозможно определить его возраст, показывает, кто является целевой аудиторией, то есть кому предназначен этот материал. На самом деле появление многомиллиардной индустрии, которая присвоила себе важные темы, такие как сексуальная революция, после столетий угнетения женщин, представив их в ложном свете, чтобы получить прибыль и сохранить механизмы контроля, представляет себя по-другому. насильственным способом, как замалчивание и очередное угнетение женской сексуальности. Опять же подчеркивается, что такое насилие, отображаемое в порнография в эротической форме, является причиной страданий многих женщин в мире, переживаний, пересекающих историю человечества.

Что касается возможного психологического воздействия на женщин в результате насилия, представленного в популярной мейнстрим порнография, то прежде всего подчеркивается, что его можно понимать как еще одно отражение культуры, которая и без того крайне неравноправный и жестока с точки зрения гендерных отношений, но также и можно считать дискурсом, способным взаимодействовать с реальностью и модифицировать ее, настраивая «язык вражды», способствующий замалчиванию. Учитывая важность другого в конституции субъекта, если внешний вид подобного воспринимается как полный негативности, это может привести к самовосприятию неполноценности и уязвимости. Кроме того, травматический опыт языка ненависти может быть усилен натурализацией насилия в отношении женщин, пропагандирующей обществом и подкрепленной порнография, которая легитимизирует порождаемые страдания, иронизирует различные формы насилия и зачастую приписывает страдания исключительно жертве, не обращая внимания на социальную среду.

Кроме того, рассматривая порнографическую индустрию как культурный продукт, способный взаимодействовать и изменять среду, можно обсудить идентификацию, которую она способна вызвать у аудитории, особенно у женщин. Учитывая наличие женской вины за достижение позиций, все более симметричных мужчинам, вполне осуществима идентификация женщин с покорными фигурами, которым необходимо «кастрировать себя» для мужского удовлетворения. Что подтверждает эту точку зрения, так это тот факт, что насилие в мейнстрим порнография натурализует и воспринимается аудиторией, в основном состоящей из молодых людей, как все более возможный сексуальный опыт. Кроме того, было показано, что одомашнивание женской сексуальности вызывает страдания со времен тяжелых невротических проявлений, изученных Фрейдом, и подтверждается порнографическим дискурсом, показывающим женщин, покорных мужским желаниям. более того, сравнение с идеалами красоты, с нереалистичными сексуальными представлениями и с искаженными ожиданиями в отношении секса может благоприятствовать потенциальным страданиям и представлять собой фрустрирующий сексуальный опыт для женщин.

Женоненавистнические представления о женщинах, а также насилие в отношении женщин появились еще до порнография. Однако оно работает как «усилитель», распространяя и усиливая еще большее насилие в отношении женщин, вредные гендерные стереотипы, среди прочих представлений и мифов о месте подчинения, которое женщины занимают по отношению к мужчинам и которое лежит в основе такого насилия. Несмотря на то, что проводится множество исследований в различных областях знаний о влиянии порнография, необходимо углубить дискуссии о психологическом воздействии на мужчин и женщин ввиду трудностей, возникающих при сборе данных по теме, соответствующей этой теме. .

РЕКОМЕНДАЦИИ

ALMEIDA, Tânia Mara Campos de. As raízes da violência na sociedade patriarcal. Sociedade e Estado, Brasília, v. 19, n. 1, p. 235-243, jun. 2004. Disponível em: <https://bit.ly/3qivVNS>. Acesso em: 22 jun. 2021.

BARROS, Paulo Esber; BARRETO, Robenilson Moura. Corpo negro e pornografia: a fantasia do negro pauzudo. Bagoas-Estudos gays: gêneros e sexualidades, [S. l.], v. 12, n. 19, p. 301-315, 2018. Disponível em: <https://periodicos.ufrn.br/bagoas/article/download/16361/10917>. Acesso em: 21 jun. 2021.

BEAUVOIR, Simone de. O segundo sexo: a experiência vivida (1949). Tradução de Sérgio Milliet. 5. ed. Rio de Janeiro: Nova Fronteira, 2019, v.2.

BEAUVOIR, Simone de. O segundo sexo: fatos e mitos (1949). Tradução de Sérgio Milliet. 5. ed. Rio de Janeiro: Nova Fronteira, 2019, v.1.

BENES, Ross. Porn could have a bigger economic influence in the US than netflix. Quartz, [S. l.], 20 jun. de 2018. Disponível em: <https://bit.ly/2SSTOPR>. Acesso em: 21 jun. 2021.

BLEICHMAR, Silvia. A fundação do inconsciente, destinos de pulsão, destinos do sujeito. Porto Alegre: Artmed, 1994.

BOURDIEU, Pierre. A dominação masculina (1998). Tradução de Maria Helena Kuhner. 16. ed. Rio de Janeiro: Bertrand Brasil, 2019.

BRASIL. Lei n. 11.340/2006. Presidência da República, 2006. Disponível em: <http://www.planalto.gov.br/ccivil_03/_ato2004-2006/2006/lei/l11340.htm>. Acesso em: 23 jun. 2021.

BRASIL. Lei n. 13.104/2015. Presidência da República, 2015. Disponível em: <http://www.planalto.gov.br/ccivil_03/_ato2015-2018/2015/lei/l13104.htm>. Acesso em: 23 jun. 2021.

CECCARELLI, Paulo Roberto. A pornografia e o ocidente. Revista (In) visível. Portugal, v. 1, p. 25-34, 2011. Disponível em: <https://bit.ly/3gQHxV6>. Acesso em: 23 jun. 2021.

COLLERA, Virginia. Sim, seus filhos veem pornô (e é assim que isso os afeta). Jornal El País, [S. l.], 16 fev. 2019. Disponível em: <https://bit.ly/3gSQf4k >. Acesso em: 21 jun. 2021.

CONVENÇÃO Interamericana para prevenir, punir e erradicar a violência contra a mulher. 9 junho 1994. Disponível em: <http://www.cidh.org/basicos/portugues/m.belem.do.para.htm >. Acesso em: 21 jun. 2021.

D’ABREU, Lylla Cysne Frota. Pornografia, desigualdade de gênero e agressão sexual contra as mulheres. Psicologia e Sociedade. Belo Horizonte, v. 25, n. 3, p. 592-601, 2013. Disponível em: <https://bit.ly/3gQjF4i>. Acesso em: 21 jun. 2021.

DAVIS, Angela. Mulheres, raça e classe (1981).Tradução de Heci Regina Candiani. São Paulo: Boitempo, 2016.

DINES, Gail. Pornland: how porn has hijacked our sexuality. Boston: Beacon Press, 2010.

FEDERICI, Silvia. Calibã e a bruxa: mulheres, corpos e acumulação primitiva (2004). Tradução de Coletivo Sycorax. São Paulo: Elefante, 2017.

FREUD, Sigmund. Introdução ao narcisismo (1914). In: ____. Introdução ao narcisismo, ensaios de metapsicologia e outros textos. Sigmund Freud, Obras Completas. Tradução de Paulo César de Souza. São Paulo: Companhia das Letras, 2010, v. 12, p. 13-50.

____. O mal-estar na civilização (1930). In: ____. O mal-estar na civilização, novas conferências introdutórias à psicanálise e outros textos. Sigmund Freud, Obras Completas. Tradução de Paulo César de Souza. São Paulo: Companhia das Letras, 2010, v. 18, p. 13-122.

____. Os instintos e seus destinos (1915). In: ____. Introdução ao narcisismo, ensaios de metapsicologia e outros textos. Sigmund Freud, Obras Completas. Tradução de Paulo César de Souza. São Paulo: Companhia das Letras, 2010, v. 12, p. 51-81.

____. Psicologia das massas e análise do Eu (1921). In: ____. Cultura, Sociedade, Religião: O mal-estar na Cultura e outros escritos. Obras Incompletas de Sigmund Freud. Tradução de Maria Rita Salzano Moraes. Belo Horizonte: Autêntica, 2020, p. 137-232.

GOMES, Mariana de Toledo Nascimento. O discurso de ódio na clínica psicanalítica. Revista Família, Ciclos de Vida e Saúde no Contexto Social, [S. l.], v. 9, n. 2, p. 472-480, 18 abr. de 2021. Disponível em: <https://bit.ly/3vOAW1U>. Acesso em: 22 jun. 2021.

GRATON, Isabela Alves. O DNA da Dominação Masculina: pornografia e violência contra as mulheres. 2019. Trabalho de conclusão de curso (Bacharelado em Comunicação Social) – Faculdade de Comunicação, Universidade de Brasília, Brasília, 2019. Disponível em: <https://bdm.unb.br/handle/10483/26514>. Acesso em: 21 jun. 2021.

HOOKS, Bell. Teoria feminista: da margem ao centro (1984). Tradução de Rainer Patriota. São Paulo: Perspectiva, 2019.

JUCÁ, Julyanne. Por dia cinco mulheres foram vítimas de feminicídio em 2020, aponta estudo. Jornal CNN Brasil, São Paulo, 4 mar. 2021. Disponível em: <https://bit.ly/3j8L0A3>. Acesso em: 21 jun. 2021.

KEHL, Maria Rita. A mínima diferença: masculino e feminino na cultura. Rio de Janeiro: Imago, 1996.

____. Deslocamentos do feminino (1998). 2. ed. São Paulo: Boitempo, 2016.

KELLY, Guy. The scary effects of pornography: how the 21st century’s acute addiction is rewiring our brains. Telegraph, 11 set. de 2017. Disponível em: <https://bit.ly/2SgEv38>. Acesso em: 21 jun. 2021.

LERNER, Gerda. A criação do patriarcado: história da opressão das mulheres pelos homens (1986). Tradução de Luiza Sellera. São Paulo: Cultrix, 2019.

MARINHO, Ana Clara Pietroski. A estrutura patriarcal do olhar: uma análise da objetificação do corpo da mulher na imagem. O Mosaico, [S. l.], n. 15, dez. 2017. Disponível em: <https://bit.ly/3vQy2cO>. Acesso em: 22 jun. 2021.

MISOGINIA. In: Michaelis, Dicionário Brasileiro da Língua Portuguesa. [S. l.], Melhoramentos, 2021. Disponível em: <https://bit.ly/3gJDslH>. Acesso em: 22 jun. 2021.

MODELLI, Laís. 1 em cada 3 mulheres no mundo sofre violência física ou sexual, e cenário deve piorar com a pandemia, diz OMS. Portal G1, [S. l.], 09 mar. 2021. Disponível em: <https://glo.bo/3wOEeU4>. Acesso em: 23 jun. 2021.

MOTERANI, Geisa Maria Batista; CARVALHO, Felipe Mio de. Misoginia: a violência contra a mulher numa visão histórica e psicanalítica. Avesso do avesso, Araçatuba, v. 14, n. 14, p. 167-178, nov. de 2016. Disponível em: <https://bit.ly/3d6av15>. Acesso em: 22 jun. 2021.

MURARO, Cauê. 22 milhões de brasileiros assumem consumir pornografia e 76% são homens, diz pesquisa. Portal G1, [S. l.], 17 mai. de 2018. Disponível em: <https://glo.bo/3qgU5rZ>. Acesso em: 21 jun. 2021.

OHANA, Victor. O consumo de pornografia favorece a violência contra a mulher? Revista CartaCapital, [S. l.], 8 mar. 2021. Disponível em: <https://bit.ly/3vR8wUZ>. Acesso em: 21 jun. 2021.

ONU BRASIL. Taxa de feminicídios no Brasil é a quinta maior do mundo; diretrizes nacionais buscam solução. 9 abr. 2016. Disponível em: <https://bit.ly/3vQ6eFI>. Acesso em: 23 jun. 2021.

PEDRO, Claudia Bragança; GUEDES, Olegna de Souza. As conquistas do movimento feminista como expressão do protagonismo social das mulheres. Anais do I Simpósio sobre Estudos de Gênero e Políticas Públicas. Universidade Estadual de Londrina, Londrina, v. 1, 24 e 25 jun. de 2010, p. 1-10. Disponível em: <https://bit.ly/3wOx95P>. Acesso em: 22 jun. 2021.

PONTALIS, Jean-Baptiste; LAPLANCHE, Jean. Vocabulário da psicanálise (1982). 4. ed. São Paulo: Martins Fontes, 2001.

PORNOGRAFIA. In: Michaelis, Dicionário Brasileiro da Língua Portuguesa. [S. l.], Melhoramentos, 2021. Disponível em: <https://bit.ly/3j3I1Jd>. Acesso em: 21 jun. 2021.

QUINET, Antonio. Os outros em Lacan (1951). Rio de Janeiro: Zahar, 2012.

RIBEIRO, Raisa Duarte da Silva. Discurso de ódio, violência de gênero e pornografia: entre a liberdade de expressão e a igualdade. 2016. Dissertação (Mestrado em Direito Constitucional) – Programa de Pós-graduação em Direito Constitucional, Universidade Federal Fluminense, Niterói, 2016. Disponível em: <https://bit.ly/3wNxF4g>. Acesso em: 21 jun. 2021.

RICCI, Larissa; PEREIRA, Maria Irenilda. Como a pornografia distorce o sexo e incita violência contra as mulheres. Jornal Estado de Minas, [S. l.], 20 nov. de 2020. Disponível em: <https://bit.ly/3gJxpNV>. Acesso em: 21 jun. 2021.

SAFFIOTI, Heleieth. Gênero, patriarcado e violência (2004). 2. ed. São Paulo: Expressão Popular: Fundação Perseu Abramo, 2015.

SÃO PAULO (Estado). Ministério Público do Estado de São Paulo. História da lei Maria da Penha. Disponível em: <https://bit.ly/3gKR00m>. Acesso em: 23 jun. 2021.

SILVA, Carolina Rocha. Com quantos medos se constrói uma bruxa? Misoginia e demonização da mulher no Brasil Colonial. Campos – Revista de Antropologia, [S. l.], v. 19, n. 2, p. 31-48, dez. 2018. Disponível em: <https://bit.ly/3gNEZax>. Acesso em: 22 jun. 2021.

TEPERMAN, Daniela Waldman. Do desejo dos pais ao sujeito do desejo. Estilos da Clínica. [S. l.], v. 4, n. 7, p. 151-158, 1999. Disponível em: <https://bit.ly/2SZxeoF>. Acesso em: 21 jun. 2021.

VIEIRA, Milla Maria de Carvalho Dias; MOREIRA, Ana Cleide Guedes. Ideais culturais e o tornar-se mulher: a cultura na constituição da feminilidade. Trivium, Rio de Janeiro, v. 12, n.1, p. 14-28, jun. 2020. Disponível em: <https://bit.ly/3qgddXe>. Acesso em: 21 jun. 2021.

WINNICOTT, Donald Woods. Os bebês e suas mães (1988). Tradução de: Jefferson Luiz Camargo. São Paulo: Martins Fontes, 1996.

WOLF, Naomi. O mito da beleza: como as imagens da beleza são usadas contra as mulheres (1991). Tradução de Waldéa Barcellos. 13. ed. Rio de Janeiro: Rosa dos Tempos, 2020.

2018 Year in Review. Pornhub, 11 dez 2018. Disponível em: <https://bit.ly/3quQWVO>. Acesso em: 19 jun. 2021.

ОРИГИНАЛЬНАЯ СТАТЬЯ

3. Тинейджер.

[1] Окончил факультет психология Института Философия и гуманитарных наук Университета Пасу-Фунду в штат Риу-Гранди-ду-Сул. ORCID: 0000-0002-2458-7884.

[2] Советник. ORCID: 0000-0002-4476-6177.

Отправлено: Июнь 2021 г.

Утверждено: Январь 2022 г.

5/5 - (2 голоса)
Andressa dos Santos Scorsatto

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *

POXA QUE TRISTE!😥

Este Artigo ainda não possui registro DOI, sem ele não podemos calcular as Citações!

SOLICITAR REGISTRO
Pesquisar por categoria…
Este anúncio ajuda a manter a Educação gratuita